Эффективный персонал - растущий бизнес

19 лет успешной работы

Архив внутренней доски объявлений, часть 8 (21)

Для получения доступа к закрытому тестированию форума можно обратиться по электронному адресу, указанному ниже.

Приятного вам чтения!

P.S.: с любыми пожеланиями, предложениями, отзывами можно обращаться в e-mail admeister@mail.ru.






Индивидуализация Не, бля...чота неправильно в дацком королевстве. Все охуели. Король мечецо между троном и ватерклозетом, придворные забили на него хуй, режуццо на щелбоны в чапаева и пьют медицинский спирт.
Короче по порядку.
Как я уже и писал, пермоментный ахуй оот моего ретро-возвращения прошел. Но периодически встречаются рецидивы.
По-тихоньку встречаюсь с друзьями, знакомыми и сделавшими попытку ими быть.
Я, наверное, что-то не понимаю. Или мой ментальный уровень маленько перекосоебился по отношению к уровню некоторых местных аборигенов.
Меня периодически пытаются обвинить в снобизме. То бишь, хули, ты нам задвигаешь про вашу Москву (хотя, я собственно и не задвигаю, просто отвечаю на вопросы, типа, чо там, как там, сколько стоит буханко бородинского и упокофка гондонов). На любую ремарку о том, что в Москве что-то лучше,чем в Израиле, мне выплескивают струйку кокашег, типо "хули ты выебываешьсо своей Москвой?"
Блядь, пытаюсь судорожно найти признаки выебона и не нахожу. Наверное, избранность израельскова народа вызывает аллергию на то, што гдето может быть чтото лучше. Причем, даже не все, а хоть какаянипуть незначительная хуйня.
Да, я сноб. Да. И хули? Кто этого не знал? Если кто-то не знал, я с этим радостно припрыгивая соглашусь. Теперь мне никто не будет задавать ебнутых вопросов? Даже нет...готовы ли вы получить на эти ебнутые вопросы примерно такие же ответы? Да? Нет? Нужное подчеркнуть и идти вхуй.
Вчера встретился с одим человеком,с которым хотел встретицо. Сам. Сознательно. И даже разочарование какоето не очень сильное. Просто, видимо, ожидал.
Мне насрать на то, что обо мне думают. Наверное, в этом разница между мной и большой частью местных обывателей.
Это не говорит о том, что я враг Израиля и израильтян, я многих людей тут искренне люблю и уважаю. Наверное мне этого достаточно? Чтож...остальные приглашаются записать меня в ряды "Шалом ахшав", "Хамас" и "Хизбалла". Можно даже одновременно.
Главное, не учите меня жить и не ебите мне мозг.
С сегодняшнего дня начну осторожнее выбирать общение, просто после некоторых встреч остается некоторая липкость на ладошках...




Записки кретина. Глава восьмая. Вторая часть. 9.
Было это в ту самое время, когда после полутора лет службы в Советской Армии, я наконец мог расслабить булки. Полтора года бешеного ритма выполнения долга перед Родиной на меня нахлынуло многоэтажное цунами чувства свободы и вседозволенности. Последний представитель более старшего призыва, рядовой Сухарев, увольняющийся последним из-за хронического разгильдяйства, сдвинув набекрень тюнинговую парадную фуражку и держа в руке дерматиновый дембельский чемодан, сказал мне:
-Знаешь почему наш Шарик лижет себе яйца? Нет, дружок, это не онанизм и не дань гигиене. Он лижет себе яйца потому, что может это делать.
Так сказал он мне и шагнул за шлагбаум КПП, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Впереди у него были, как мне казалось, незаменимые атрибуты и блага свободы и настоящей мужской жизни, как то, водка, бабы и все такое прилагающееся.
А у меня впереди были еще полгода отдачи долга. Я всегда, к слову, недоумевал, когда использовали сию метафору относительно службы в армии. Долг отдают, когда занимают, а лично я ничего у Родины не занимал. Часто засыпая, я представлял себе большую каменную тетку с Мамаева кургана, которая, обнажив разящий меч, наклоняла ко мне огромное тело из высококачественного булыжника и громогласно вопрошала « Когда отдашь долг, козел?» Я заслонялся рукой и лепетал : «Я ничего у вас не брал, тетенька…» Мне было очень страшно, язык немел во рту, и я просыпался…
Так вот, Сухарев ушел, и я понял, что теперь мне, подобно тому самому Шарику, можно все. Я могу забить на службу, на наряды, на долг Родине, могу наслаждаться теми благами, которые дает статус дедушки Советской Армии и, соответственно, Военно-Морского Флота.

Забить на службу получилось довольно быстро. В принципе, я и раньше не слишком усердствовал, но теперь я мог послать в пизду все, что хоть как-то ассоциировалось с несением воинской обязанности, вполне официально. Я форменным образом ничего не делал, реагировал исключительно на физиологические рефлексы. А именно, жрать, спать, оправляться, пить, курить, иногда мастурбировать. Вместе со мной соответствовали статусу еще с десяток таких же, как и я, деградантов.
Прошел месяц. Я все чаще стал ловить себя на мысли, что узаконенное хуепинание мне стало, как бы это…ну, не совсем в радость, то есть перестало приносить эстетическое наслаждение.
Меня тошнило от дополнительных порций в столовой, я больше не мог спать по четырнадцать часов в сутки, мне не приносили наслаждение легкие наезды до салобонов, рукоблюдить не хотелось, ибо Татьяна Веденеева и Ирина Алферова были оттраханы мною в мечтах раз пятьсот, причем каждая во всех существующих и несуществующих позах, а Алферова даже с элементами извращений. Я откровенно скучал, с ужасом думая, что еще пять месяцев такой жизни пресмыкающегося я не выдержу. Я и сейчас не очень отличаюсь отсутствием шила в заду, а тогда между моих ягодиц находилось миллион таких вот шил, гвоздей и иголок. Мне нужно было действие, экшн…
И я его достаточно быстро нашел. Вернее ее. Напротив нашей воинской части располагался телеграф. Не помню, для чего я туда зашел впервые, но там я познакомился с голубоглазым и золотоволосым существом, которое звали Света. Она работала за прилавком, продавала посетителям марки, конверты, а еще объявляла в микрофон что-то типа « Хабаровск, Степанов, пройдите в пятую кабинку». Окончательно я расположил ее к себе двумя шоколадками из соседнего гастронома. Не буду долго освещать развитие романа, но он произошел.
Я стал часто съебываться в самовольную отлучку, то бишь, в самоход, посещая Свету в частном доме номер один на улице Карла Маркса. Света жила с мамой, но мама работала часто в вечернюю, а то и в ночную смену на местном вокзале диспетчером. Через некоторое время Света напрочь оттеснила из моих фантазий предметы моего фетиша в лице известной актрисы и дикторши телевидения.
Я совокуплялся со Светой неистово, практически каждый день, и не могу сказать, что она была против. Наивная девочка, она думала, что ей повезло, что она нашла то, что в этом маленьком приволжском городке было найти практически невозможно. А именно будущего мужа. Все местные мужчины либо спали в пьяном бреду уже к двум часам дня, либо сидели в местах заключения за то, что не вовремя проснулись в четыре часа и заебошили кого-то из себе подобных шатунов. А я был мальчик из приличной семьи, мало пьющий, некурящий, спортивный и вообще, студент из большого города. Прости меня, Света, если ты читаешь эти строки. Я был просто малолетним мерзавцем, который страдал от большого количества тестостерона..
И вот однажды, я не вернулся в часть к вечерней поверке. Собственно говоря, я и к утреней не вернулся. Опоздав на вечернюю, я, тупо совершая фрикции над упругой Светиной задницей, трезво подумал, что это попадалово, которое уже произошло и есть объективная реальность, посему терять мне больше нечего. А поскольку отвечать все равно придется, то какая в пизду разница, вернусь я ночью в часть или нет. Одним словом я успокоился, кончил, лег рядом с тяжело дышавшей Светой и уснул в ее жарких объятьях.
Расплата в виде пятнадцати суток гауптвахты была вполне ожидаемой. Даже командир моего расчета, нетрезвый капитан Голиков, с которым мы частенько бухали разведенный спирт под видом регламентных работ на радио- локационной станции, только развел руками и сказал :
-Шура, йопта, ну чо ты, йопта, ну какого хуя, йопта….
Меня привезли на полковую «губу» и я стал частью коллектива отбывающих наказание за совершенные проступки военнослужащих.
Не знаю, кто мне сказал, что сержантский состав, находящийся под арестом, освобождается от физического труда, но на «губе» я в этом сразу убедился. Помимо меня там находилось еще два сержанта, Манукян и Еремин. Утром, после завтрака и развода, рядовой состав выгоняли на общественные работы, насколько я помню, они трудились на разборке старого продовольственного склада, а некоторые подметали аллею у входа в часть, откуда хорошо был виден телеграф, где работала моя любимая труженица связи. Мы же, втроем, возвращались в камеру, где откидывали нары и до одури и ряби в глазах играли в буру и дурака.
Так продолжалось дней пять. Потом Еремин и Манукян, отсидев положенное, вернулись в часть, а я остался в одиночестве. Поскольку играть в дурака самому с собой ужасно неудобно, я раскладывал пасьянс «косынка» или пасьянс «Марии Медичи», которым в перерывах между совокуплениями, меня научила Света.
На седьмой день дежурным по гауптвахте заступил незнакомый лейтенант. У него была очень эффектная фамилия Ломоносов. Он был из той породы военнослужащих, которые мечтали о погонах и каше в котелке еще тогда, когда остальные лепили куличики в песочницах и иногда сцали в колготки. В глазах его был нездоровый блеск отваги и готовности колесовать любую падлу, которая вздумает вздохнуть или пернуть не по уставу. Выгоняя на работу рядовой состав, Ломоносов недоуменно взглянул на удаляющегося обратно в камеру меня и, сжав кулаки, прошипел :
-Не поооооняяяял…военнослужащий, ко мне, бля!
Далее диалог происходил такой:
- Товарищ, бля, сержант, а позвольте поинтересоваться, куда вы направляетесь, когда весь личный состав гауптвахты отправлен лично мною на проведение работ по уборке территории, бля?
- Товарищ, лейтенант, согласно Уставу Вооруженных Сил Советского, сука, Союза, сержанты и старшие матросы освобождаются от физических работ на время прохождения наказания на гауптвахте.
Лицо лейтенанта Ломоносова побагровело, мне показалось, что если у него из ушей и жопы пойдет пар, то удивляться этому я буду вряд ли.
- Ах, ты Устав знаешь охуительно, товарищ сержант?
- Так точно, товарищ лейтенант, знаю.
Я конечно соврал, ничего я не знал, но, как мне показалось, в не существовании упомянутого мною пункта Устава, лейтенант тоже сомневался. Поэтому минуты три сверлил меня выпученными глазами, а в его постриженной по –офицерски голове зрела какая-то мысль. Я еще не знал тогда, насколько она была иезуитской.
-Что ж, сержант. Нет, как говорится, проблем. Раз Устав относит вас к разряду младших командиров, то и задание я тебе дам командирское. На пра-во! За мной ша-гом марш!
И лейтенант пошел крупными шагами по направлению к подсобке, находящейся рядом с комнатой отдыха караульных «губы». Я, естественно, поплелся за ним.
Войдя в подсобку, я увидел большую картонную коробку из - под телевизора «Олимп». Лейтенант, кивнув, в сторону коей сказал:
-Вот, сержант. Ты же сержант? Ну, вот… Назначаю тебя командиром живого уголка гауптической вахты военной части 03275
- Чо?
-Через плечо, сержант! В коробке живет граченок. Зовут его Яшка. Ты должен о нем заботиться и кормить. Если, сука, будет орать, накину трое суток, ну, а если не дай Бог, сдохнет, то и ты сдохнешь тут же, дожидаясь своего дембеля. Лопату и ведро для добычи пищи в виде червей и прочих насекомых получите прямо сейчас. Желаю успеха, товарищ сержант!
Надо сказать, что на деревьях той самой аллеи, которую подметала часть арестованных, гнездились в охуенном количестве грачи. Иногда из гнезд выпадали птенцы, видимо одним из этих парашютистов и был вверенный под мою опеку Яшка.
Сначала я не понял той инквизиторской жестокости, которую неблагородно проявил ко мне этот ебаный однофамилец Московского Университета. Более того, я подумал примерно так: «Ха! Фигня-то какая, подумаешь, накопать пару червяков этому пиздюку….» . Что я и сделал. Более того, я аккуратно порубил лопатой червяков на мелкие части, чтобы моему подопечному было легче глотать.
Яшка захуярил антрекот из рубленого червяка с крейсерской скоростью, посмотрел на меня, широчайше открыл желтоклювую пасть и заорал. Тогда я нарубил ему еще несколько червяков. Потом еще. Через несколько часов, червяков я уже не рубил, а бросал их целиком, в бездну Яшки, слезно умоляя заткнуться пернатое. Но Яшка не затыкался. Я отдавал ему хлеб из своего пайка, отобрал еще пару кусков у молодых арестантов, я ловил ему мух и даже однажды ухитрился поймать бабочку.
Но Яшка орал, как клюнутый в зад сородичем, требуя пищи.
За два дня я вспахал большую часть территории двора гауптвахты. Червей больше не было нигде. Видимо бесследно исчезнувшие в грачиной пасти червяки успели каким-то образом передать оставшимся, что, мол, убегайте отсюда, тут армагеддон. Мухи, наверное, сделали тоже самое, так как не прилетали даже на дерьмо, которое я вычерпнул из летнего клозета лопатой.
Я похудел, осунулся, я недосыпал, руки мои покрылись кровавыми мозолями, а авторитет в глазах однополчан был подорван. Они показывали на меня пальцами, ржали, как подорванные, называли меня «юным натуралистом», «мичуринцем» и «дроздовым». Я был близок к панике. Да что там близок, я был в панике. Я отдал Яшке все, у меня больше ничего не было, а эта тварь орала, не затыкаясь ни на минуту.
Тот самый фашистский лейтенант Ломоносов должен был в следующий раз заступить на дежурство уже через день.
Не знаю, чем бы это все для меня кончилось, если бы не совет моего сослуживца Джамбулата.
Следуя его рецепту, я на спичках растопил крем для обуви, схватил орущее чудовище и влил растопленный гуталин прямо в ненавистную распахнутую пасть. Я знаю, что кто-то обвинит меня в жестокости, что кое-кто начнет меня презирать, но, если честно, тогда мне это было просто все равно. Это была война. Либо я, либо Яшка. Кто-то должен был погибнуть, а кто-то победить. На войне, как на войне. А ля герр ком а ля герр, блин… Будучи человеком сентиментальным, я ни на секунду в последствии не пожалел в содеянном убийстве. И сейчас не жалею.
Итак, я влил расплавленный гуталин прямо в ненавистную распахнутую пасть. Яшка вылупился своими круглыми немигающими глазами, пискнул и сдох. Он лежал на дне ящика, даже мертвым раззявив клюв-бездну, а его живот неестественно раздут до состояния бильярдного шара.
На следующий день на дежурство заступил лейтенант- инквизитор и, естественно, первым делом пошел проведать моего питомца.
- Сдох? – потирая руки и гадко улыбаясь, обратился он ко мне…
- Сдох, товарищ лейтенант.
- Ну и что мне с тобой теперь делать, сержант?- он не скрывал своей радости по поводу смерти птенца даже, по-моему, больше, чем я.
- Так он, это… переел, товарищ лейтенант, организм молодой, не выдержал больших нагрузок.
-Как это? Как это переел?- лейтенант, видимо не ожидал такого развития беседы, и тень охуения промелькнула в его глазах.
- А вы живот потрогайте, товарищ лейтенант, вон как разнесло-то…
Лейтенант ткнул пальцем в живот пернатого трупа, убедившись в том, что он огромен и тверд, как осетинский барабан.
Он понимал, этот лейтенант, что есть подвох, но не понимал в чем. От этого его пучило, он опять покраснел как рак. Он встал с корточек, заложил руки за спину и стал качаться на каблуках, в упор глядя на меня. Я же, наоборот, смотрел на него абсолютно невинным взглядом опытного птицевода и ждал развязки.
- Ну, что ж, товарищ сержант…у тебя, я смотрю, неплохо получается. Ну, не переживай, я тебе нового питомца сейчас принесу. А этого похорони с почестями.
Я понял, что второго Яшку я не вынесу, и попросился на работы. Не знаю почему, но лейтенант разрешил. Я подметал аллею напротив телеграфа. Я любил Свету, которая находилась на расстоянии ста метров от меня, и ненавидел орущую и срущую ораву грачей, свивших гнезда над моей головой. Противоположные чувства боролись во мне. Я любил и ненавидел.

10.
-Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!
Капитан чеканит строевым к стоящему посредине плаца незнакомому полковнику с папкой в руках.
-Вольно! Командует полковник, капитан дублирует приказ, и все расслабляют одну ногу.
-Кто такой?- шепчет мне Паша Малютин.
-А хрен его знает,- отвечаю я.
-Товарищи бойцы! Поздравляю вас! Сегодня, как никогда, перед нашей армией стоит важнейшая миссия по укреплению мира. Это не просто слова, товарищи солдаты! Армия, это не институт войны, как многие считают, а наоборот, институт защиты и обороны мирного человечества. Девятнадцать солдат и сержантов вашей воинской части сегодня поедут в командировку, чтобы на деле доказать этот тезис. Равняйсь! Смирно! Бойцам, фамилии которых я назову, два шага вперед!
Незнакомый полковник раскрыл папку:
- Сержант Пухов!
-Я!
-Младший сержант Лемешев!
-Я!
-Рядовой Зинкевич!
-Я!
-Ефрейтор Малютин!
-Я!- Ответил Паша. Выходя из строя он посмотрел на меня круглыми глазами и прошептал «Хуясе…»
-Рядовой Сафаргалеев!
-Я!
Меня назвали восемнадцатым.
Самолет с задраенными иллюминаторами летел долго, часов шесть. А может быть, это только так показалось. Часов у меня не было. Я беспокойно спал и просыпался. Когда мы вышли из самолета, вокруг была ночь. Очень темная, не смотря на звездную россыпь над головами. И было тепло. Намного теплее, чем то место, откуда мы прилетели.

-Восьмой, шестьдесят девять сто пятьдесят. Девятый, семьдесят один сто сорок девять. Десятый, семьдесят три сто сорок шесть. Одиннадцатый…
Я сижу перед индикатором, на голове наушники. В голове гул. Практически не сплю третьи сутки. Работаю на автомате, есть почти не хочется, в помещении темнота, только развертка индикатора оранжевым лучиком бегает перед глазами. Я повторяю в микрофон невидимому планшетисту координаты целей, которые он где-то далеко на командном пункте, за десяток километров отсюда, рисует на оргстекле специальным маркером.
Что это за цели я не знаю. На позывные они не отзываются.
В противоположном углу бубнит в микрофон Паша. Он работает по низколетящим. Арман, добродушный казах, сидит на связи.
Вдруг грохот. Закладывает уши. Со стола падает кружка с холодным чаем.
Еще раз долбануло совсем рядом. Потом еще раз.
-Саня, что это?
-Арман, открой двери, глянь!
- Дубрава, дубрава, почему замолчали?- наушники говорят голоса старшего лейтенанта Сорокина.
- Алтай, тут взрывы, по-моему.
- Какие на хрен взрывы? Что значит «по-моему»? Отставить! Продолжать ведение цели!
-Есть, продолжать ведение цели. Седьмой, шестьдесят восемь, сто пятьдесят два, Восьмой…
Стук в дверь. Громкий. В задраенную дверь операторской рубки так можно стучаться чем-то тяжелым. Прикладом автомата, например.
-Кто? Кто там?!!!- ору, прикрыв микрофон ладонью.
-Мужики! Вы там сдурели, что ли? Уходите, бля! Прямо сейчас!
Арман распахивает дверь. В проеме стоит десантник в камуфляже.
-Вы что офонарели? Черные из минометов хреначат! Не слышите? Уходите, мать вашу!
Десантник разворачивается и бежит в сторону жидкого пролеска.
-Эй, а у нас приказа уходить не было! Как уйдем-то?!- вдогонку кричит ему Арман.
-Ну, вы смертники!! В жопу приказ! Бегите, сейчас тут такое начнется!!- отвечает десантник удаляясь…
Одеваю наушники, слышу:
-Дубрава! Дубрава! Почему молчите? Отвечайте Алтаю!!! Дубрава!!!
-Алтай, тут артобстрел!
-Продолжайте выдавать цель, Дубрава! Вы с ума сошли? Перелет в разгаре!!! Еще раз прервете ведение цели, отдам всех под трибунал!!
И тут гремит очень громко. Я лечу сквозь облако пыли и огня, гулко падаю, ударяюсь головой о землю. И тишина.
Открываю глаза. Лежу на земле, полный рот песка, голова тяжелая, как камень. Двигаю руками, ногами…вроде целы. Ни хрена себе командировочка… Отплевываясь песком, приподнимаюсь на руках. Там, где стояла рубка, ничего нет. Вернее есть, но это не рубка. Нагромождение металла и чего-то чадящего черным и вонючим.
На четвереньках подползаю ближе. В голове гул, как сквозь вату слышу какие-то вопли не на русском и мат на русском. Вижу Армана, катающегося по земле. Его левая нога вывернута в другую сторону.
Делаю все как-то автоматически. Тяну куда-то Армана, понимая, что Паше, который сидел в глубине рубки, помощь уже не понадобится.
Арман орет, я ору на Армана, пот ручьем, земля под ногтями, исцарапанные локти, слетел сапог, хрен с ним, терпеть нет сил, и я тоже ору, громко, во весь голос.
Лежу за огромным камнем у перелеска. Арман уже не орет, а просто скрипит зубами и стонет. Чувствую невероятную слабость, чувствую, что мой живот мокрый, замечаю, мой китель пропитан кровью и не цвета хаки, а какого-то грязно-бурого. Разрываю пуговицы. Вижу, как из дырки в животе маленьким фонтанчиком льется кровь. Зажимаю фонтанчик руками, не льется. Убираю руки- льется. Опять зажимаю, опять не льется. Смешно. По ходу я сошел с ума. Какая досада. Странно, но мне не больно.
Открываю глаза. Знакомый гул в ушах. Где я? Самолет…Усатое лицо над моим.
-Ну, очухался? Терпи, скоро будем.
-А мне и не больно- отвечаю я и опять отключаюсь.

-Срочно в операционную!
Это госпиталь. Два медбрата завозят носилки в лифт. Пожилой кавказец- лифтер цокает языком:
-Такой молодой и не жилец, вах…
-Иди-ка ты на хуй, дедушка- шепчу я ему, но все слышат.
Санитары смеются, кавказец улыбается:
-Э! Матом ругается, жить будет!
Лампы в лицо. Голова опрокинута назад, очень неудобно, хочу об этом сказать, но не могу. Двигаться тоже не могу. Слышу отдельные фразы:
«Срочно!...да…наркоз…введите…»- и громко: «Сердце остановилось! Адреналин!!!!»
Вижу себя сверху. Смешной, похож на ощипанную курицу…Человек в маске колет прямой укол в сердце. Больше я ничего не вижу.

Я лежу на снежном поле. Голый. Очень холодно. Смертельно холодно!! Кто-нибудь, укройте меня одеялом! Я же знаю, что я в госпитале, а не на снежном поле, у вас тут полно шерстяных одеял. Немедленно укройте меня!!! А в ответ только вой вьюги:
-Будет жить- воет вьюга- Будет жить.
Ну, если ты так сказала, значит наверное буду. И опять ничего. И никаких тоннелей.

Патриотизм в Москве, как дружба. Если вам хочется выпить, но не с кем, то, сделав пару звонков по телефону, вы найдете верных друзей, готовых разделить с вами бутылку. Особенно, если она куплена за ваш счет. Но если у вас проблемы, например, необходимо занять денег или помощь при переезде, то друзей становится ни в пример меньше.
Если русские выиграли в футбол у голландцев, то миллионы восторженных выйдут на ночные улицы с триколором в руках, чтобы ликовать в патриотической эйфории. Это, конечно же, хорошо. Но если нужно будет бросаться во имя Родины под танки, то количество желающих доказать свою патриотическую составляющую будет в порядки меньшее. Причин много, и, кто я такой, чтобы тыкать в них носом «дорогих россиян»?
Есть, конечно, такие, которые не смотря ни на какие веяния времени, рвутся служить. Например, парни из дагестанских сел, они желали бы остаться в войсках после срочной службы, чтобы иметь хоть какую-то возможность вырваться из бесперспективности гор, а за частую, просто иметь гарантированную работу. В Москве, да и в любом другом среднерусском городе, им устроиться трудно, а у себя негде. Северокавказская национальность, это черная метка для кадровых работников московских фирм. И будь ты хоть три пяди во лбу, но если в твоем паспорте написано, что ты родился в Махачкале или в Нальчике, доказать свою профессиональную пригодность будет сложно, а порою даже невозможно.
У меня нет сына. Не знаю, появится ли он когда-нибудь. Если да, то не в этой стране.
Понятие патриотизм в России существует. Как и в любой другой стране. Но с течением времени любовь к Отчизне потерпело метаморфозу, которую я бы эволюцией не называл. Скорее мутацией. К сожалению, позитивных мутаций не бывает.
Не смотря на то, что три года, проведенные мною в России, так и не избавили меня от чувства того, что я тут в гостях, не смотря на то, что я так и не смог называть эту огромную холодную Тетку Мамой, мне бы хотелось, чтобы Россию любили…Хоть немного. И тогда, кто знает, и она полюбила бы этот странный, но в чем-то, согласитесь, великий народ.
Но для этого надо, чтобы русские полюбили хотя бы друг друга…
Любовь, любовь, любовь…думаю, что говорю. А говорю, что думаю. Но я , как уже упоминалось, кретин и, как еще не упоминалось. грешник. Поэтому «Аллелуйя!» споете потом, после того, как закроете последнюю страницу этой глупой книги. Проповеди не будет.





Нравы. Танцуют все!  Рррргаф! Во чо нашел! Это сейчас, после двух целых и пяти десятых лет жизни в городе Москва, мне уже не так удивительно и восхитительно стало посещать различные места массовых тус и булкотряса. Но тогда, когда я только приехал из бананового Израиля и не отличал клуб "Опера" от дискотеки клуба фабрики "Красный красногвардеец" в Люберцах, меня многое поражало и впечатляло...Эх, салабон был. Короче, нарыл я тут запись о том, как впервые посещал клуб в столице Рашын Фэдерашын. 
В выходной я пошёл в ночной клуб.
Для периферийного гопника или для очарованного туриста это магическое заведение в Москве является чем-то эфимерным, от того, что обилие этих клубов явно превышает количество станций метро. Но кто ездит в кулб на метро? Моветон,господа....Ну я езжу...но вы же никому об этом не расскажите? Расскажите? Ну и хуй с вами.
Итак, челу стороннему названия клуба ни о чём не говорит. Посему поблуждав в инете с полчаса и окончательно прихуев от "Метелиц", "Мюнхгаузенов" и совсем уж закодированных "Би-2" и "Ю40", остановился на агрессивном названии "Узурпатор". Было в нём что-то первобытное. В восполённом мозге мелькали шесты с нанизанными на них ягодицами блондинок, белые кружева фартучков на полуобнажённых официанток и вообще гламур и кураж....
Что такое фэйс-контроль в Москве? Нет, если это не буржуйский тусняк,куда вас и меня не пустят даже обладай вы супернепододозрительной внешностью и членством в обществе трезвенников, где на лицах мордоворотов на входе написано "Не приходите к нам никогда! Вас все равно не впустят!", а просто общедоступный "Узурпатор", то фэйс-контроль тут это тупо очередь. Зашли, курточки в гардероб, номерок в карман, припудрили носик у зеркала. Всё. Готово. Понеслось! Ай лайк ту мув ит, мув ит, бля!
Что поразило, пришли мы в клуб уже изрядно отдохнувшие , водочные пары выходящие из нас сражали наповал все в радиусе пятисот метров. Уличные собаки при виде нас поджимали хвосты, и, воя от отчаяния, убегали сдаваться в живодерню .Но во входе нам не отказали, хотя я подозревал, что могут. Ну,я бы отказал, например. Ибо один из нашей компании излишне громко рассуждал по поводу того, что дублёнку он снимать не будет, потому как не хочет и всё, и ему похуй. На вопрос что именно похуй ответил "всё". Второй член бомонда неменее громко икал и периодически спотыкался. Когда он всё-таки упал прямо на крыльце клуба, то попытался лечь спать. Но эти попытки были прерваны остальными....Одним словом фэйс-контроль фильтрует только ярковыраженных лиц кавказской национальности. Прям как в Израиле....
Удивило то, что в туалете клуба много голубого цвета. Начиная небесно-голубыми унитазами, кончая восьмюдесятью процентами посетителей этого туалета. Честно говорю, что пысая в голубой писуар мне было немного жутко, ибо рядомсцущий как-то очень уж дружелюбно на меня смотрел. Ушёл из туалета даже не помыв руки от волнения.
Потом мы опять выпили. Не знаю зачем. Ибо на этом мое посещение клуба закончилось. Нет, физически я там, конечно находился. Но духовно, так сказать,  я был довольно далеко. Ибо к "выпили" было "покурили".Следующим кадром, который мелькнул в моих глазах после того, как увидел "паровоз", был кадр с изображением люстры в квартире моего амигоса. На ней висел носок. Честное слово, не мой. Но это уже свосем другая история.





Нравы. Сравнительная характеристика израильтян и русских. Часть первая.  Cразу попрошу скептиков и дотошных придурков, пытающихся сопоставить этот анализ со своими ассоциациями пойти по уже мильён раз указанному адресу. Мой критический анализ основан на личных ощущениях и преживаниях. Для образца взяты два средних представителя израильского и русского общества. Этакие обыватели. Не гламурные интеллектуалы с безумными глазками на пружинках, но и не конченые плебеи с ярковыражыными животными инстинктами. Сия научная работа не претендует на истину, не претендует на учёную степень, не претендует на нобелевскую, ленинскую и прочую премию. Не притендует ни на что. Вот такой я, сука, альтруист. Вступления не будет. Перехожу сразу к пункту первому.
 [color=olive][u][b]Пункт первый.Национальное сознание[/b][/u][/color].
Как русские, так и израильтяне ощущают своё историческое значение и божественное предназначение. Ну, ч израильтянами понятно. Вроде как бог сам избрал народ наш из кучи того сброда, который был в его распоряжении хуй знает сколько лет таму назад. Зачем ему надо было давать именно евреям такие привилегии не знает никто, это собственно и не важно. 
Выбрали старосту и неибет. И староста оказался мы. О качестве проделанной работы нами, как предводителей каманчей, можно долго спорить, но суть и не в этом тоже. 
Главное, что израильтяне, являясь достойными наследниками колена Авраамова считают себя невъебически избранными и практически воплощением совершенства.
Русские считают себя избранными в качестве третьего Рима. От чего они так считают тоже пиздец загадка. Это объединяет, но и тревожет. Какой-то невнятный Рим получился. Хотя, нахуй вообще нужны сразу столько Римов? Вон, у макаронников вроде есть какой-то....
Коренным различием между двумя лидерами человечества является нацеленность. У израильтян-это вперёд(Оговорюсь, что "вперёд" этот касается только евреев, остальные похуй). То бишь, придёт мессия, вот тогда всем пиздец, а нам непистец, а даже наоборот, все очень оъуительно и бесплатные трехкомнатные квартиры в Рамат-Авиве практически каждому. 
У русских нацеленность назад. То есть мы охуительный народ, мирный, добрый и талантливый штопиздетс, но самый несчастный и невезучий. Раньше вот было хорошо, Наполеона отхуячили, немцев пиздили, татарам накостыляли, Царьград практически оккупировали...и ты ды. То есть понятие афторитета у них сложилось исключительна с позицыи дать пизды. А поскольку сейчас даже своим чеченам по репе нормально дать не смогли, то на лицо наличие хуеватости положения.Как же национальное самосознание опредлять,если пизды дать не можем? Даже в футбол,бля...
Есть различия и в отношении к правительству. Хотя есть и сходства. 
Первое сходство это увереность, что в правительстве как Израиля, так и России, сидят поголовно воры, убийцы, насильники, сцуки и казлы. Зачастую это утвреждение верно. Отличие в том, что израильтяне в очередной раз власть переизберут, не смотря на то, что новое правительство окажется ещё более пидорами, чем старое.
Русские же будут покорно терпеть, матюкаясь и посылая изображения любимых лидеров на экранах тиливизоров на хуй, при этом имея навязчивое желание перевешать дорогих товарищей делегатоф на фонарных столбахъ за яйца. Но публично будет поголовное "одобрямс" и "поддержамс". Хули, привыкли за столько веков...
Израильтяне, как не крути, патриоты. Кахоль вэ лаван и прочая пропаганда. Постоянно слышишь, что они пиздец как обожают Америку, даже могут там жить и размножаться, но любить они будут Израиль до рези в простате. Даже, обитая в джунглях Амазоки, они будут болеть за Маккаби Тель-Авив, пускать горючую соплю при звуках произведений Шломы Арци и мечтать о хумусе из фалафельной на тахане мерказит в городе Кирьят-Шмона.
Русские тоже патриоты. Но патриотизм у них больше местного значения. Вот, бля, люблю берёзку русскую, люблю речку в которой я купал бабушкиных поросят, люблю запах навоза из соседского сарая. Но саму страну...хуй ево знаит. Во всяком случае,на хрена мне шею подставлять на Кавказе,если меня это не ебет? Или нет, глобально,е сли подумать, так да...а по большому счету, а не по хуй ли жителю Архангельска проблемы Владивостока? Большие слишком, хули, сердце не общежите, всех не полюбишь..
И вообще наша ебучая страна Расеюшко проделывает эксперемент доктора Менгеле над нашим многострадальным народом. И хуля ее любить? Но вот когда придет тотальная беда..."И ты урод, и я руод, таких,как мы с тобой не мало. Но мы пиздец какой народ, когда нам съездят по ебалу" (с).
Вообще элимент многострадальности присущ обеим нациям. И те и другие постоянно страдают, скорбят и помнют. И у тех и других есть обоснованные, впрочем основания, что никто их в мире не любит.
Израильтян видят в образе фашистов, карающих огнём и мечом с особой жестокостью бедных арабских детишек. А то, что они к тому и евреи, эти пейсатые и носатые банкиры, порабатившие весь прогресивный мир и пьющие из хрустальных фужеров кровь выкраденых из христианских роддомов детишек, только усугубляет всеобщее отношение.
Русские же думают, что их представляют в образе бородатого  Льва Толстого, только в овичном зипуне и безумными глазами, едущего по Красной Площади в санях, запряжённых белыми медведями в валенках.  В санях лежит ядерная боеголовка, матрёшка, балалайка и бутылка водки.(На самом деле там лежит ящик водки)
Одним словом, твёрдая уверенность, что ни тех,н и других никто не любит, присутствует.
Но ни те, ни другие никогда не задумывались,а любят ли они кого-нибуть кроме себя, любимых?
Израильтяне, как и русские могут легко и без мучений совести выебать подобного себе. Только изербосы делают это изящнее. Иногда даже интересуясь у не подозривающевого, что его уже изощерённо сношают соотечественика, ма нишма и ма шломха. Русские это делают более прямолинейно. Обычно сразу в еблет и на лавку. Могут даже в порыве чувств зашибить.
Мечта о халяве тоже является основным фатором схожести. Но есть и различия. Израильтяне, конечно же,  халявы хотят. Поэтому Мифаль-а-паис живёт и процветает. Но у них  мечта о навалившимся с неба ништяке завуалирована внутренним скептицизмом и более или менее выраженной способностью к стремлению к лучшему, они умеют, когда хотят,  работать, даже в надежде на бесплатную раздачу слонов.
У русских мечта о халяве превратилась в национальную идею. Как хорошо лежать, бля, на диване, бля,  и мечтать, бля,  о щуке, бля, которая выполнит все твои желания. Бля.
Но для того, чтобы поймать щуку, надо по крайней мере поднять жопу с дивана и пойти с удочкой на речку. Вот тут и начинаются трудности. Даже заполнение лоторейного билета это сверхзадача. Резкое переключение тумблера на канал "желание халявы" на канал "да ну ево нах". Вообще, заставить себя что-то сделать для собственогова же блага, если и не отметается напрочь, то оставляется на завтра или переключается на третий тумблер" Авось".
 На этом первая глава моего мегатруда закончена. Ту би континед.







© 1996-2010, СОЭКОН.